Острова утопии: Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940-1980-е); Новое литературное обозрение, 2015

История отечественного образования всегда интересовала меня как история собственно образования и как одно из направлений истории страны. Советское образование полно интересными и забытыми страницами, как первой, так и второй половины 20 в., и поэтому я рассчитывал прочитать об этом в рассматриваемой книге. Однако сей массивный том не в полной мере удовлетворил моё любопытство…

Авторский коллектив этого исследования – отечественные и зарубежные специалисты – предложили нам обзорную, хотя совсем не целостную и детальную картину послевоенной школы СССР и нескольких европейских стран (Югославия, Швеция, ФРГ, Венгрия). Это не история, а общий концептуальный очерк развития педагогической науки и государственной образовательной политики в области обучения и воспитания школьников.

По мнению авторов, сильные стороны позднесоветского (т. е. послевоенного) образования были обусловлены его скрытым разнообразием. Последнее развивалось постепенно, не декларировалось открыто и не получало публичного обсуждения, достигнув максимума к концу перестройки. Этот процесс шел с большим трудом, наталкиваясь всё время на множество идеологических и административных ограничений, но, несмотря ни на что, шел последовательно. Это было возможно, среди прочего, потому что тогда шло обсуждение того, как будет выглядеть человек будущего, которого предполагали формировать в ходе образовательного процесса разные политические и государственные деятели СССР и других стран. С точки зрения авторов, именно идеи, выработанные в 1940-60-е гг., обусловили дальнейшие события и проекты в советском образовании, поэтому они мало говорят о происходившем в 1970-80-е гг. (что жаль).

Авторы этой монографии выделяют в советской школьной политике рассматриваемого периода два борющихся направления: движение к разнообразию и стремление к унификации. Последнее, в частности, выражалось в попытках создать единую, общую для всех учителей и образовательных учреждений шкалу оценки образовательной деятельности.

Собственно, об этом противостоянии и различных конфликтах, сопровождавших его, и рассказывается в этом серьезном академическом труде. Он состоит из введения и пяти частей, каждая из которых содержит по три статьи. Первый раздел говорит об образовательных инновациях 50-60-х гг. (с внимательным заглядыванием в 40-е гг.). Здесь интересно, пожалуй, всё, особенно материал М. К. Гальмарини об обучении детей с отклонениями в поведении. В нем хорошо показано, как от карающего механизма, вверенного МВД, государство переходит к лечению этих детей, доверенному педагогу и врачам. Следующий раздел посвящен попыткам руководителей системы образования и интеллигенции соцстран модернизировать во второй половине 1950-х гг. общество и школу. Это тоже любопытно. Самый обстоятельный материал отведен советской образовательной реформе 1958 г., которая ввела т. н. политехнизацию или обучение школьникам навыкам промышленного производства. Отдельно разбирается история с созданием в СССР спецшкол с математическим уклоном – история, где кипели страсти, сражались друг с другом разные уважаемые (и не очень) ученые, сумевшие создать несколько действующих по сегодняшний день физматшкол, чьи выпускники добились успехов в разных областях жизни.

Отдельный раздел посвящен очень важной для советской власти идее коллективизма. Центральной фигурой в этом разделе стал Вас. Сухомлинский, его труды, а также его друзья и враги. Кроме того, разбирается наследие Макаренко и то, как тогдашняя школа воспринималась в советской литературе для школьников. Раздел «Борьба за автономию» затрагивает опыты по созданию реального детского самоуправления, как в СССР, так и в Швеции и ФРГ. Последний раздел дает оценку восприятия школы в советском кино 1930-80-х гг. В качестве своеобразного приложения дана хроника, включающая основные события, связанными с сюжетами, рассмотренными в книге.

На мой взгляд, авторам удалось убедительно показать, что советское школьное образование – это по-прежнему миф, для одних сплошь положительный, для других - отрицательный. Но реально о происходившем тогда мы знаем недостаточно, особенно о событиях 1940-80-х гг. Данное издание дает много интересного, ценного и малоизвестно материала для осмысления этого мифа (правда, с разной степенью погружения в этот материал). К сожалению, написано это довольно сухо и читается сложно, поэтому порекомендовать эту обстоятельную и добротную книгу широкому читателю никак нельзя.

Хорошее оформление – твердый переплет, офсетная бумага, но мелкий шрифт и очень мало иллюстраций. Они есть всего в трех главах – похоже, их дали сами авторы. Тираж 1000 экз.



© Как много писателей, как мало читателей…

0    0

Оригинальная и крайне информативная коллективная монография, посвященная истории становления классической советской системы образования - от военного и послевоенного времени до 1980-х гг. Структурно это сборник работ разных авторов, сгруппированных по разным тематическим разделам. Совместными усилиями разных авторов вскрыт колоссальный пласт информации, и дан своего рода портрет послевоенной эпохи - в сфере образования.

0    0

I. От школы - к ребёнку



М. Майофис, Предвестия «оттепели» в советской школьной политике позднесталинского времени - сейчас превалирует такая точка зрения, что при Отце Народов был сплошной ледниковый период, и мало-мальские ростки прогрессивной педагогики появились лишьпосле 53-его года. Московская исследовательница этот тезис убедительно опровергает, пользуясь научными и художественными источниками. Уже в сороковые



М.К. Гальмарини. Морально дефективный, преступник или психически больной? Детские поведенческие девиации и советские дисциплинирующие практики: 1935—1957 — а здесь показана эволюция взглядов на отклоняющееся поведение детей. От Сталина до Хрущёва, и что характерно, переход к более человечному, гуманному отношению наметился во время войны. Смеёмся над фразой Скалозуба "пожар способствовал ей много к украшенью", а у нас в стране действительно так и случается...



И. Кукулин. «Воспитание воли» в советской психологии и детская литература конца 1940-х — начала 1950-х годов — внезапно: анализ истоков и идейной подоплёки "Королевства кривых зеркал", Автор этой всем известной пьесы, В. Губарев, кстати был ортодоксальным сталинистом. И дворянином по происхождению, хотя чему тут удивляться?



II. Социальные контексты образовательных реформ



Петр Сафронов. Идея политехнизации в отечественной школьной политике: подготовка реформы 1958 года и кризис эгалитарной идеологии — уж сколько копий сломано вокруг этой самой политехнизации, а до сих пор нет внятного ответа на вопрос, что это вообще было. Очередная причуда Никиты Сергеевича, требование времени или сознательная диверсия, направленная на разрушение старой "гимназической системы"?



Яна Бачевич. Профессионализация как средство борьбы с социальным недовольством: образование, конфликт и воспроизводство классов в социалистической Югославии — внятное, крепкое описание конкретного конфликта вокруг проекта "Школа и фабрика". Ценители Бурдьё найдут для себя много полезного.



М. Майофис, И. Кукулин. Математические школы в СССР: генезис институции и типология утопий — про генезис физматшкол весьма захватывающе, выводятся они от философа и математика Н. Бугаева. А вообще диво дивное: такое ноу-хау эти наши ФМШ, по всему миру трудятся выпускники и выпускницы, а почитать про пед. теорию, которая там использовалась, - нечего. Не к Маше же Гессен обращаться...



III. Реинтерпретации коллективизма



А. Дмитриев. Сердечное слово и «республиканский уровень»: советские и украинские контексты творчества В. Сухомлинского — лучшее, что я в принципе читала о Сухомлинском. Его видят как чистого педагога-идеалиста, и вот наконец попытались вписать в политико-идеологический контекст, в современные ему дискуссии. Сухомлинский по своей натуре отвергает полярности и крайности. Националист он или интернационалист, коммунист или антикоммунист, традиционалист или новатор? Не лезет в рамки, не вписывается, как и всё талантливое...



Д. Димке. Юные коммунары, или Крестовый поход детей: между утопией декларируемой и утопией реальной — очень хорошая статья, но скорее публицистическая, чем научная. Коммунарское движение шестидесятых ещё ждёт своего исследователя, и не только с позиции детей, которые вправе считать себя использованными, но и с позиции взрослых. Вожатых этих самых. Членов ревкома. Для чего-то им это ведь было нужно, а?



М. Ковай, Э. Нойманн. Воспоминания о летнем отдыхе: стратегии определения еврейской идентичности и социализация элиты в социалистической Венгрии — об острове утопии венгерского разлива: летнем лагере "Банк", основанном Э. Левелеки. Чтобы попасть туда, надо было принадлежать к семье а) культурной, б) образованной и в) еврейской, всего-то трудов. Свидетельства очевидцев прилагаются.



IV. Борьба за автономию



Д. Козлов. Неофициальные группы советских школьников 1940—1960-х годов: типология, идеология, практики — тут я на выводы обратила незаслуженно мало внимания, потому что была заворожена фактологией. Материалом послужили уголовные дела школьников по обвинению в антисоветской деятельности. "Союзы неуловимых мстителей" с беспомощными эмблемами, подростковые группы по изучению марксизма, девочки, объединившиеся, чтобы вместе гулять под ручку...



И. Ландаль. История шведских ученических советов: послушание, сопротивление, капитуляция — забавно всё-таки: детям преподносят, что ученический совет - это для их самоуправления и самоорганизации, а на деле - чтобы канализировать их энергию в удобное русло слежки-проверки за собственными же соучениками.



Е. Казаков. Органы самоуправления школьников ФРГ: от внутриинституционного протеста к участию в политической жизни — это вообще вестерн не хуже "Великолепной семёрки". В Бремене стоимость проезда повысили на десять пфеннигов. В городе тогда не было университета, поэтому бунтовать пришлось школьникам. Дети сели на рельсы, их избивала полиция, но коммуникации оказались парализованы. Городской совет уступил...



V. Репрезентации



Г. Беляева, В. Михайлин. Советское школьное кино: рождение жанра — анализируются такие кинокартины, как «Путевка в жизнь» Экка, «Одна» Козинцева и Трауберга (предыстория), «Учитель» Герасимова,«Первоклассница» Фрэза, «Сельская учительница» Донского (Большой стиль), «А если это любовь?» Райзмана, «Друг мой, Колька!» Митты и Салтыкова и «Приключения Кроша» Оганесяна (рождение жанра), «Дикая собака динго» Карасика, «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» Климова и «Звонят, откройте дверь» Митты (развитие жанра). С авторами можно соглашаться, а можно дискутировать до посинения, в чём и состоит главная прелесть.



Е.А. Ямбург. Педагогика нон-фикшн — скорее не послесловие, а выступление по мотивам. Красноречиво, запоминается, но хотелось бы общего итога, сведения к нескольким тезисам. Чувствуется, что академик не очень чтобы очень разделяет концепцию "особенной" школы как острова, с которого социальная утопия расползается по всей России... Зачем она стране, эта утопия? Стране нужны уборщицы и солдаты (с) учительница химии Круковская.

0    0