Кожа времени. Книга перемен (Генис Александр Александрович) ; Редакция Елены Шубиной, 2020

«Все меньше тех вещей, среди которых я в детстве жил, на свете остается» — так Арсений Тарковский описывал процесс течения времени, отражающийся в окружающем нас вещном мире. Поначалу он кажется нам естественным и мы принимаем его с восторгом, но затем перемены становятся все более чувствительными, и мы не просто начинаем их замечать, мы начинаем думать о том, что прежнее устройство мира, возможно, в чем-то было даже совершеннее того, в котором мы оказались сейчас. Человеческое тело — слишком медленная машина времени. Пока мы движемся из одной эпохи в другую, мы успеваем обрасти множеством привязанностей к самым, казалось бы, незначительным предметам: «Где лампы-“молнии”? Где черный порох? Где черная вода со дна колодца?». Когда мы наконец пребываем в том времени, куда мы когда-то так стремились, мы уже отравлены ностальгией и нам хочется если не вернуться назад, то хотя бы слегка замедлить настоящее время, которое мало того что не повернуть вспять, так оно еще и ускоряется.
Александр Генис производит вино воспоминаний, которое не столько пьянит, сколько позволяет осознать закономерность происходящего. Он словно наблюдает за историческим процессом уже на протяжении нескольких тысячелетий и почти ничему не удивляется. Перемены прежде всего позволяют ему писать новые тексты и совершенствовать литературный стиль, который и без того кажется отточенным до какого-то немыслимого предела. Генис пишет свои тексты так, что почти каждое предложение хочется процитировать в соцсетях. Он афористичен, остроумен и самоироничен. Это все, что нужно для идеального писателя. Его тексты необязательно читать до конца, чтобы бы понять, что именно он хотел сказать. У него есть мысли в каждом абзаце. Можно воспринимать их по одной в день и не чувствовать, что автор хотел сказать что-то еще, но ты не успеваешь его дочитать и приходится ждать того момента, когда удастся найти время, чтобы открыть его книгу и узнать продолжение истории.
В своих текстах Генис начинает с «козырей» и ими же и закачивает. Подобно Вуди Аллену, он главный герой своих текстов. На его месте почти невозможно представить кого-то еще. Особенно это заметно, когда книги Гениса переводят в аудиоформат. Как Вуди Аллена трудно представить без лысины и очков, так и Гениса трудно представить без его интонации, которая начинает звучать в твоей голове, стоит открыть любую из его книг. Постоянный читатель Гениса столько путешествовал, столько всего попробовал, встретился с таким количеством людей, о стольких книгах и картинах узнал, что непонятно, как это может вместиться в одну человеческую жизнь, если это только не жизнь Александра Гениса. Он сумел отточить не только стиль, но и ум. Генис поместил в него культурный опыт колоссальных масштабов, благодаря чему тот теперь порождает самые неожиданные и вместе с тем точные ассоциации. Кажется, Гениса можно спросить о чем угодно и всегда рассчитывать на ответ.
Главное произведение Гениса — это он сам. Он идеальный наблюдатель и идеальней рассказчик. Он сумел сам себя превратить в магический кристалл, который позволяет рассмотреть что-то необычное в самых обычных вещах. Но, главное, он позволяет увидеть движение времени — самый необъяснимый, самый мистический процесс, которому каждый из нас является свидетелем в каждый момент нашей жизни. Время течет вокруг нас, время течет сквозь нас. Это вызывает в одинаковой степени как восторг, так и ужас. Генису удалось найти середину между двумя этими крайностями. Его книги следует читать как камертон для настройки внутренней системы координат. Его самоирония — спасительный антидот, вакцина против страха, в которой мы так нуждаемся как во времена пандемии, так и до того, как она заполонила все информационное пространство и всю нашу жизнь. Потому что в этом мире нет повода для страха, есть только повод для текстов.

0    0

Первая книга автора, прочитанная мною. Сборник эссе (не пугаться такого слова, ничего нудного нет, всё бодро и с лёгкой иронией про то, что было, что будет и чем сердце успокоится). Зарисовки во времени, о себе(в основном, о себе), о людях, с которыми встретиться приходилось. О своих взглядах на самые необычные и, наоборот, повседневные вещи в нашей жизни. Весьма забавно, порой, познавательно, для меня, многое узнаваемо. Я, как боевой конь, постоянно кивала головой и думала про себя "всё так, именно". В копилочку автора себе. Смотрела сначала на его др книгу, но там про еду. Боюсь, сорвусь, начну охоту на холодильник. Нужно дозированно и после обеда.

0    0

Я люблю Гениса и так или иначе добираюсь до его всё выходящих книг. Он оказался идеальным спутником в 36-часовом поезде, где мы встретились на этот раз. По паре эссе за перерыв между снами, по порции вместе с завтраком между двумя вокзалами, и - к дому - дочитан.
Он меня очень веселит, в то же время являясь моей энциклопедией, как бы смешно это ни звучало для по-настоящему образованного читателя. А я же с благодарностью страждущего вбиваю в поисковике, например, следующее:
 идиот перевод с древнегреческого; джентрификация; бидермайер; Орловская губерния шалашики для домовых после пожара; гвельфы и гибеллины какой поэт умер...
Как видно (или нет) уже из этой серии запросов, линия пост-Гениса расходится в моей голове на несколько: простое узнавание понятия; перепроверка данных; доискивание недосказанного.
Его книги поначалу были для меня просто темным лесом, обрамленным, как туманом, витиеватыми (однако часто с изюминкой ироничной прямоты) образами. Они напоминали лекции Ирины Анатольевны, где за полтора часа синтаксической теории тебе попутно вбросят в сознание столько авторов, режиссеров и фильмов, что ты уже не краснеешь даже, а перманентно красный от своего невежества. Теперь мне легче: кое-что я все-таки знаю.
Я люблю Гениса за остроумие. В этом он похож на меня. Это один из редких авторов, который меня привычно уже удивляет самим сцелпением слов и неожиданностью мыслительных поворотов.
Например, про лыжи:
"Катаясь на лыжах, я выбираю склон как раз такой крутизны, чтобы ужас падения мешал задаться вопросом, можно ли меня со стороны принять за Джеймса Бонда. Гамлет не устоит на лыжах, Будда их не заметит".
Вы скажете: что тут такого, он просто много думает о себе и приплетает великих! А мне нравится.
Или вот так, в продолжение зимней темы:
"Любым осадкам я предпочитаю снег, ибо он проявляет жизнь, обнаруживая ее следы".
Я никогда не мыслила снег в таком ключе, и мне так классного вдруг помыслить что-то новое в обычном!
Или вот про котов, которых я терпеть не могу, но не способна пройти мимо цитаты с мушкетерами: коты-де пользуются вещами вокруг себя "...с тем аристократическим эгоизмом и произволом, который доступен мушкетерам Дюма и алкашам Ерофеева". Эвона как! Кот-мушкетер-алкаш - юху!
Еще этот автор бывает, назовем это так, стилистически неуклюж... Вот смотрите:
"Траур, как и велел Конфуций, продолжался три года, а потом, страдая от дефицита межвидовых отношений, я вновь вступил в них", - это он говорит о том, как после смерти одного кота завел другого. "Страдая от дефицита межвидовых отношений" - иронические вбросы псевдонаучных (ведь да?) выражений - могу, умею, практикую, узнаю родное и смеюсь. Почему я назвала это неуклюжестью? Потому что это не всем нравится - так я думаю. Однажды Лариса Борисовна пересказывала мне словесные реакции 5л1 не то на Баха, не то на Бетховена, я не запомнила дословно, но там было что-то такое же, стилистически неорганичное, но по-своему верное и понятное мне, я бы тоже могла так сказать. Но, конечно, я покивала учителю музыки, типа разделяя ее досаду на современный стиль изъяснения (мне так кивать со взрослыми приходится по-прежнему довольно часто - о том о сём). Так вот: она списала такую форму выражения мыслей по поводу прекрасного на доминанту какого-то полушария. Кажется, левого.
 Еще, думаю, Генис своим стилем на понравится истинно поэтам. Потому что у меня есть один друг - истинно поэт, при нем надо взвешивать каждое слово, не смешивая стилей и не рубя с плеча, но я нетерпелива, поэтому мы можем дружить, ведя глубокомысленные беседы, не чаще пары раз в месяц.
Генис немного в этой книге, кстати, затрагивает тему языковой чувствительности. Не о себе, конечно:
"Довлатов как-то признался, что не смог полюбить девушку, спросившую, нравится ли ему мучное".
Тут замечу: вчера этот автор вдруг напомнил мне Вениамина Борисовича Смехова, когда-то любимого мной до потери пульса во всех его ипостасях. Напомнил, потому что Генис много говорит о Бродском и Довлатове, с которыми ему довелось лично и много общаться, они "выпирают" из его эссе, про второго Александр Александрович даже написал целую книгу, может, и не одну. Смехов также постоянен в письме о Высоцком и Любимове. Они оба как метахудожники, да. И, возможно, мне не кажется, что их объединяет некий интеллигентский снобизм по причине принадлежности к эпохе. Только Генис не высокомерен, он постоянно опрокидывает сам себя через иронию. А вот Смехова я когда-то разлюбила, и потому еще, что он повторяется.
Заканчивая: с Александром Александровичем у меня одна проблемка. Завороженная его образами и познаниями, я ему бесконечно доверяла. Описывая факты реальности, он так или иначе их интерпретировал. И если при интерпретации современной политической ситуации мне не страшен бывший колумнист "Новой газеты" (кстати, все, что я вообще знаю о Трампе, я узнала в течение последних двух дней и только из этой книги, и меня вообще не тянет узнавать что-то еще), то нельзя сказать того же про все исторические периоды и феномены в искусстве. Поэтому, осознав однажды, что я в сетях его обаяния, я стала его перепроверять (простите, автор!). Так вот знаете, факт о том, что
в Орловской губернии крестьяне после пожара, чтобы утешить потерянных и грустных домовых, построили им шалашики
, придумал не Генис - я проверила. А то так было похоже на свежеизобретенное красное словцо!
В общем, я чувствую, будто у меня в Америке живет 69-летний брат-просветитель, умный-преумный, веселый-превеселый и наблюдательный.
И все мои мысли по поводу прочитанного сюда не поместились - композиция бы не выдержала.

0    0