Книга: Чертово колесо (Михаил Гиголашвили) ; АСТ, 2007

Михаил Гиголашвили писал этот гигантский роман почти двадцать лет – с 1988 по 2007 год. История сложная – начавши писать в один период (и свой, и государственный), Гиголашвили отдал рукопись товарищу, а сам уехал в Германию, где начал преподавать русский язык. Рукопись напечатали в журнале и забыли про «Чёртово колесо», ровно до того момента, покуда автор не взялся её переписывать, дописывать, менять части романа местами, а позже и вовсе вставил в неё некоторые из своих рассказов, выходившие в сборнике «Тайнопись» в 2007 году, - чего героям пропадать в коротком рассказе, когда явно именно для них раскинулось целое пост-перестроечное пространство, раскрывшее свои объятия? Идите, дорогие, здесь чурчхела, пахлава, здесь сладкое грузинское, здесь забойное героинное.
Пересказывать сюжет «Чёртова колеса» занятие довольно сложное – это гигантский роман-романи-ищ-щще, как мог бы сказать один из его героев, натуральный бес, который мается своей непричастностью в жизни и путешествует то по Южному Кавказу, то по пропахшей специями Индии. Первая страница романа – и сразу жаркое Тбилиси, ментовка, майоры, боржоми, проститутки, наркоман Кукусик, который, чтобы его не повязали менты поганые, собирается сдать всех своих товарищей-морфинистов, потому что менты поганые их, разумеется, ловят. По стране катком прошлась и продолжает катить перестройка, упоминаемая героями без конца и края – сама как чёртово колесо, она смела налаженные связи и для тех, и для этих, закрыла старые возможности, открыла новые, убила, рассорила, раззадорила, да чего только не натворил этот безумный Горбач, на которого не нашлось управы Иосэба Бессарионовича, по которому плачут некоторые старики и с уважением вспоминают некоторые чиновники. Представители милиции ловят морфинистов, продают тут же свободу, покупают тут же нужные статьи по нужным делам, перепродают нужный товар, избавляются от ненужных тел, короче, ведут обычную жизнь ментовского отделения в городе, который пропах горькой анашой и оказывается слишком тесным для многих, кто попадает в это чёртово колесо сюжета. Каналы по сбыче перекрыты, барыги лениво попрятались, а кого-то кинули бандюки и воры, менты накрыли несколько хлебных мест-дач, где за заборами колосились жирные маки, половина города валяется в ломке, пока другая половина преет от жары и бардака. Журналист-наркоман Ладо и его товарищи планируют достать «товар» для своих загибающихся товарищей – их перечень едва ли не забавен, потому что включает в себя всех «бывших»: красотку, художника, отца семейства, цеховика, спортсмена, студента-бездельника. Про каждого из них, пока Ладо едет в Кабардино-Балкарию (а где ещё достать нормальный товар), можно будет узнать побольше, сюжет постоянно виляет то к одному герою, то к другому, к третьему, десятому, пятому, все они знакомы друг с другом или лично, или через кого-то, вот и любовница Ладо, вот и его бывший одноклассник, писатель, вот сын Ладо, влюблённый в девочку-отличницу из школы, находит рукопись этого самого писателя и читает его девочке на жарком чердаке, не понимая и половины, но зачарованно не отрываясь, шутка ли – в романе самые настоящие черти, взрослая любовь, колдуны темные и светлые и всякая прочая магия, какой ещё тбилисские школьники прежде и не видели.
«Чёртово колесо» выходит романом-эпохой, в котором законсервировано жуткое перестроечное время, перестроечные люди, кипящие в котле своих и чужих грехов, соблазнов, попыток стать лучше, откупиться или продаться, найти или потерять. Гиголашвили в одном из своих интервью признаётся, что вообще считает долгом быть летописцем того периода, поскольку «мы и есть очевидцы». Развал старого мира изменил слишком многое, это гигантское по масштабам событие перевернуло мир, прежде всего, конечно, наш собственный. Шутка ли – очередная, почти привычная для страны почти революция. Сатирик Аркадий Аверченко, так же, как и Гиголашвили уехавший когда-то за рубеж, сравнивал февральскую революцию с таким чёртовым колесом, когда в его центре стоит Керенский и залихвацки кричит, что сейчас будет весело, приглашая всех на этот чудной аттракцион, но чёртово колесо, разумеется, не щадит никого – ни тех, кто ближе к краю, ни тех, кто стоит в самом центре, и раскидывает участников катаний в разные стороны. История ничему не учит, и уже следом бегут на то же колесо Ленин, Троцкий и прочие товарищи с криками «ну те то дураки были, а мы не повылетаем» и колесо крутится вновь. Эта едкая сатира вспоминается сразу же, когда чёртово колесо в романе делает первый круг: оно, в общем, потому и колесо, что постоянно крутится, а читатель попадает в историю сначала одного героя, а потом другого, возвращаясь через определённый цикл к первому, потом ко второму и так далее. Колесо потому и колесо, что сначала, как кажется, этому герою сначала несказанно везёт, но потом, после цикла, колесо ухает со скрежетом вниз, и везение кончается. Не везёт никому, даже тем, кто, как им самим кажется, расположился ближе к центру этого колеса (оно же чёртово, в конце концов, о каком везении вообще речь?) и вылетают с него – Большие Чины, не имеющие имени, потому что Чин важнее имён, титулованые служители, руководители, первые на деревне мужики и самые крутые воры в законе. Надежда, конечно, постоянно теплится – без надежды совсем плохо, без неё никак. Поэтому за светлое будущее после перестройки отвечают дети – их линия невинна и едва ли не показательно чиста на контрасте с происходящими событиями в соседних сюжетах, где умирают, убивают, насилуют, страдают и мечтают о лишней дозе.
Что же с этими людьми не так, изломала ли их так суровая реальность, где рука руку мыла, где менты, отнимая воровской опиум, перепродают его подороже, где за одним столом собираются убийцы, писатели, взяточники, чины всех мастей, потому что родственники, где не встретиться с наркотой почти невозможно, потому что наркота эта затопила в своё время город, перепродаваемая барыгами, скупаемая тогда ещё молодыми, но такими инертными, ищущими вечного счастья, людьми? Поначалу, конечно, счастье начинает равняться кайфу, а потом все уже – и не вспомнить, как было. Гиголашвили утверждает, что ему не раз говорили о терапевтическом эффекте «Колеса» - это эдакая агитка против наркомании, ведь прочитав, как некоторые персонажи варят в грязном тазу чернильное варево, чтобы потом всадить себе это плохопахнущую жижу в вену, сильно не хочется даже уточнять, что это они там варили и откуда у автора так много знаний на эту тему, а сериала «Во все тяжкие» тогда ещё не показывали. Здесь русист и филолог Гиголашвили удивляет, поскольку выяснится, что на досуге он любит листать «Словарь воровского жаргона», а про наркоманов знает не понаслышке, потому что жили на одной улице в тесном для всего и вся Тбилиси, а чего не рассказывали знакомые, то написано в учебнике по наркологии. Порой кажется, что это, конечно, не только летопись времени, как и планировал автор, но ещё и энциклопедия по разным вопросам, о которых вы никогда не захотели бы знать: как собирать анашу, как выращивать мак, как дать взятку и купить себе свободу, какой эффект даёт опиум, героин, кодеин, а какой дают обычные таблетки от кашля. Герои маются между всеми этими прелестями жизни, но среди них нет ни плохих, ни хороших – здесь даже самый отъявленный бандит по кличке Сатана в какие-то моменты кажется едва ли не симпатичным, просто попавшим в этот ядрёный молох, героем, а его товарищ по воровской доле Нузгар и вовсе, очевидно, имеет все шансы вырваться из колеса, и за него не получается не переживать – ну хоть бы получилось. Отъявленные наркоманы, лентяи, бывшие и нынешние, друзья, товарищи – они живые, удивительно яркие и местами приятные люди, харизматичные, сожранные собственным внутренним бесом, не умеющие жить никак иначе, только так. Интертекст «Чёртова колеса» - тот самый роман, который читает сын накомана Ладо о бесе, питающемся чужими предсмертными вздохами, но внутри снедаемый непонятным ему чувством – стать ли лучше, измениться ли, сбитый с толку легендами о том, что бесы раньше были ангелами, сбежавший от своего шамана-хозяина, не случаен. Возможно, автор этого сочинения «Бесиада» в романе - сам Гиголашвили и есть (это, кстати, правда, поскольку история про беса существовала прежде в вышеупомянутом сборнике рассказов), а бес – это всякий, случайно или нет, попавший в порочное колесо человек, раб пороков, который спит и видит, как бы то ли ширнуться покрепче, то ли вырваться на волю любым способом. Да, шанс есть у всякого, но читатель помнит – впереди смутное время девяностых, до которых доживут точно не все; впрочем, оптимисты тут же возразят – ведь, в самом деле, самый тёмный час всегда перед рассветом.

0    0

Считаю версты, циркули разинув. Увы, не хватит в Грузии грузинов, чтоб выложить прямую между нами.
Иосиф Бродский
Не роман, а романище! "Чертово колесо" -- более 700 страниц грузин-наркоманов из "счастливых 80-х" от русско-грузинского писателя Михаила Гиголашвили. Литератор давно уже живет в Германии, где преподает русский язык в университете земли Саар и книга несет черты некоторой ностальгии по родине. Хотя факты, сообщаемые Гиголашвили о жизни в "счастливой Грузии", а точнее, Грузинской ССР образца 1987 года, поистине ужасны. Причем я не думаю, что автор нарочно сгустил краски. Так вот все оно и было.
В Тбилиси, благословенном Тбилисо, в 87-м у милиции большая проблема. Точнее, две. Распространение наркомании и перестройка, учиненная "проклятым Горбачевым". Автор сразу вводит нас в курс дела: колются героином и принимают опиум тут практически все. Просто наркоманы, наркоманы-воры и наркоманы-сами милиционеры. Один из главных героев книги -- оперуполномоченный угрозыска капитан Пилия, сам завзятый опиоман. Наркотики -- героин, опиум, кокнар, анашу, гашиш, вплоть до модного в СССР венгерского снотворного ноксирона -- принимают, а когда их нет, ищут по городу студенты институтов, просто молодые бездельники, научные сотрудники и даже работник райкома комсомола. Картина разложения структур управления Грузинской ССР в целом и органов правопорядка в частности, поистине прелестна! Тбилисская милиция не только ловит (и отпускает за деньги) наркобарыг, не только подбрасывает наркотики подозреваемым, фабрикуя уголовные дела, она самолично торгует героином! В общем, все коррумпированы от погон и до подошв своих черных милицейских ботинок.
Образ чертова колеса не случаен и не зря вынесен автором в название романа. Как на адской карусели, на одной оси коррупции и наркобизнеса крутятся и мелкие наркоманы, и майоры милиции, и высокий чин из ЦК. В книге много персонажей, только главных героев и, соответственно, линий романа, несколько, а в эпизодах у Гиголашвили, кажется, занято пол-Тбилиси. Чем-то книга напомнила грузинский хор, знаменитое грузинское полифоническое пение, застольное многоголосье. Только песню исполняют певцы-наркоманы. Писатель признавался, что свести сюжетно воедино все линии в финале романа было "адской работой". В общем, это у него получилось. Где-то это сделано изящно, где-то чуть грубее, но это сделано, "концы" в тексте не болтаются. А еще в романе практически нет морализаторства.
Но это еще не все об этой во многом замечательной книге. Внутри есть сюрприз: роман в романе. Мальчик Гоглик читает своей школьной подруге Нате (дети -- надежда Грузии!) рукопись своего дяди о злоключениях некоего кавказского беса, который мечется по всему свету. Эти вставки переплетены с путешествием капитана Пилия в Среднюю Азию, где ему предстоит выполнить очень странное оперативное поручение. Как бес, продажный милиционер-наркоман кочует по Стране Советов. И точно же как бесы, то в ломке, то на приходе, носятся по стране и миру грузинские воры Нугзар и Сатана. Пилия -- один из главных героев книги. Расскажем о нем чуть подробнее. Автору рецензии стало любопытно происхождение фамилии персонажа. В этом плане роман представляет из себя "черный ящик", писатель не объясняет, например, почему капитан Пилия -- это Пилия, а его начальник, майор, носит фамилию Майсурадзе.
В результате мини-расследования выяснилось, что Пилия -- это мегрельская фамилия. (Мегрелы -- грузинский субэтнос.) Поэтому, когда потом Пилия в середине романа объясняет узбеку, почему у него, грузина, не черные волосы, "мы, мегрелы, рыжие и голубоглазые", я сказал себе: "Бинго!" А что же это все-таки значит, хорошо это или плохо -- мегрел? Блог на "Яндекс-дзене" "Кавказский вопросъ" сообщает: "Мегрелы в Грузии слывут хитрыми и сильными людьми". Таким образом с капитаном Пилия все более или менее ясно, он -- матерый, лютый мент (кстати, мегрельские фамилии не склоняются). Ну, а майор Майсурадзе, один из самых отрицательных и омерзительных типажей в романе? Майсурадзе, гласит интернет, четвертая по распространенности грузинская фамилия. Так, если бы Гиголашвили писал о России, то майор был бы, таким образом, Попов или Соколов (тоже третья-четвертая по списку, по разным данным, русская фамилия).
Кстати, раз уж мы заговорили о грузинских фамилиях, что все-таки значит Гиголашвили? "Швили" -- это "сын", а "гигола", это что (кто)? "Яндекс-переводчик" при обратном переводе с грузинского что-то совсем несусветное выдает. Если бы точно знать, запомнить трудную грузинскую фамилию писателя было бы куда легче.
Любопытно в книге обрисованы русские, точнее, славяне. Они по ходу действия появляются исключительно попарно. Украинцы-сельхозрабочие Витек и Митек или русские шлюхи из ленинградской гостиницы Наташка и Машка. По-моему, так, по парам, на Кавказе принято считать скот, баранов каких-нибудь... Да, в 80-е годы в РСФСР, самой бедной и униженной из советских республик, русский народ пребывал далеко не в самом лучшем состоянии... И украинский на Украине -- тоже. Так что, возможно, такое писательское отношение отчасти заслуженно. Впрочем, прямой русофобии Гиголашвили устами своих героев-грузин не допускает. Единственное явно антирусское высказывание в романе делает литовская женщина в зале ожидания саратовского вокзала.
Первый, неполный драфт романа был издан еще в 95-ом. Тогда он не привлек особенного внимания. Окончательный вариант был дописан Гиголашвили и издан в 2009 году, а в 2018-м переиздан. Можно рассматривать этот роман просто как нуарный детектив о 80-х годах прошлого века, можно как драму о повреждении нравов в Советской Грузии. В целом же перед нами грузинская сага большой выразительной силы.

0    0

«Когда пляшешь с дьяволом, пляши до конца песенки!»
Lock, Stock and Two Smoking Barrels (кино такое)Вкупе с аннотацией страшенная такая черная обложка с навязчивой геометрией, бескомпромиссным шрифтом и невнятными человеческими ошметками на фоне вызывала опасение, что сейчас меня погрузят в душный вагон антинаркотической пропаганды и будут трясти по ухабам социального перестроечного днища, пока не стошнит черными квадратами.
Но, сдается мне, это была комедия, почти что в дантовском смысле, и тоже не без участия падших ангелов.
Очень реалистично пишет автор, без виньеток, цветистости и придыхания. Но реализм - это когда передаёшь за проезд в маршрутке по четыре раза на дню, вяло хамишь окружающим, ешь пельмени и тупишь в соцсетях до полного расфокуса. А вот когда все поголовно - менты, бандиты, студенты, журналисты, крестьяне, домохозяйки, партработники, проститутки, художники,грузины, немцы, китайцы торчат на опиуме, гашише, кодеине, героине, деньжищах, жестком сексе, жажде крови, несбыточных надеждах, горькой любви, пьянящей власти, большой смерти, ходят вслепую по краю, барахтаются в амигдале - это, должно быть, художественный вымысел, ведь правда? Или даже панорамный замысел, претендующий на всеохватность.
Роман многофигурен без мельтешения, здесь невозможно споткнуться и судорожно вспоминать, что это за тип с непроизносимой рычащей фамилией, куда и зачем его несет. Полное соответствие формы и содержания: несет, конечно, по замкнутому кругу, нет персонажей на заднем плане, всех успеваешь разглядеть и запомнить в лицо,проникнуться отвращением, сочувствием, пониманием. Скорость вращения карусели для всех одинакова. Истории каждого рассказаны вах как хорошо, мастерски просто, без фальшивых нот, без предвзятости и осуждения, без деления на черное и белое. Они самодостаточны и красиво неокончены, они намертво сцеплены. И даже роман-в-романе, который читают украдкой друг другу влюбленные дети - про бесов и шаманов - понятно зачем он понадобился, хоть и было искушение пролистывать, как когда-то главы о Ершалаиме в какой-то другой книжке.
Несмотря на шокирующую "материальную базу" и обилие человеческих жидкостей, желания срочно отмыться не возникает. Грязь такая привычная, тысячелетняя. Поговаривают, мы когда-то были из нее сделаны.
Мысли вдогонку:
- если бы Гиголашвили написал "Шантарам", отличная получилась бы вещь, а не засахаренная какашка
- если даже какой-нибудь безнадежный режиссер сделает из этой сильной книги ментовско-бандитский сериал с шутками - не вижу зла

0    0