Ужасные дети. Адская машина (Кокто Жан) ; АСТ, 2019

Произведение, читая которое подкручиваешь колесико как на старом радио, ловя волну автора. Сквозь помехи, обрывы связи, постепенно настраивается чистое звучание, голоса героев обретают силу и четкость. Речь в произведении идет о брате и сестре, увлеченных Игрой собственного сочинения. В этой Игре они вольны уходить из реальности, обустраивая свое убежище в мире грез. Они наполняют его сувенирами: фотографиями, газетными вырезками, флаконами из-под аспирина. Живыми людьми. Прочим хламом. «Сокровищами».
Центром вселенной Элизабет является Поль, центром вселенной Поля – Элизабет. Немногие, допущенные в святая святых детской комнаты, являются лишь декорациями, призванными разнообразить Игру, сделать ее изощреннее. Элизабет, словно паучиха, ночь за ночью плетет паутину, слой за слоем спелёнывая Поля по рукам и ногам, обездвиживая, привязывая, поглощая. Никому и никогда не отдаст она своё, ибо это невозможно, как невозможно отдать свою часть, своё сердце, руку, голову и продолжить жить дальше. Брат существует в ней так же, как она существует в нем.
Жерар и Агата по своей собственной воле принимают статус декораций к Игре брата и сестры. Допущенные в святая святых, ослепленные сиянием их святилища и будучи существами земными, обыденными, они влюбляются, совершая тот неизбежный и предопределенный самой людской сущностью шаг. Влюбляются, но влюбляются так, как влюбляются в грезу – трепетно, без малейшего помысла о возможной взаимности. Они ставят выше всего земного возможность простого нахождения подле Элизабет и Поля, опасаясь быть им в тягость, воспринимая как прекрасное чудо то, что их терпят рядом.
Не созданные для реального мира, но находящиеся под его благосклонным взором: так отец смотрит на любимое чадо, прощая, умиляясь, отдавая беззаветно; они живут чудесами и принимают их как должное.
И УХОДЯТ они тоже вместе. Рука об руку. Сцепившись взглядами, растворяясь в тени, забирая с собой все волшебство без остатка, заметая метелью свои шаги на снегу квартала Монтье.
Любил ли Поль Агату? Любил ли Поль Даржелоса? Любил ли он все то, многоликое, отвечающее его типу, развешанное на стенах, вырезанное из журналов? Было ли место такой любви в их Игре для двоих?

0    0

Название наилучшим образом гласит о содержании. История сирот, брата и сестры, которые существуют в созданном мирке который настолько жуток, что хотелось вытирать страницы от этой грязи.
Их характеры раскрываются по мере прочтения закручивающимся клубком или комом. Апофеоз, конечно, происходит в конце, что логично. Но я ждала все же менее эмоционального и наверное более размытого конца. Но не все же додумывать развитие событий, здесь автор вырезал определённую чёткую фигуру произведения. И если в целом произведение форменное, то вот ядро явно растекается и приходится решать кроссворды на ходу.
В последнее время мне везёт на книги в плане языка, открываю для себя совершенно разные, непохожие друг на друга тексты, это очень радует.

0    0

Античная литература сложная, скучная, непонятная. Все эти Сфинксы, Немезиды вызывают один длительный зевок.
— Мало экшна! И почему все боги так нелепы?
⠀— А читать-то заставляют. Это же та самая черепаха, на которой зиждется вся наша культура... и проч. проч.
Однако когда за дело берётся мастер модернисткой школы и перекраивает историю на свой манер, случается самая настоящая магия.
Мифическая история приобретает вторую жизнь, адаптируется и начинает свободно и легко дышать в современном обществе.
Жан Кокто затевает самую настоящую шалость. Автор иронизирует, играет словами, потешается. Он забавляется с классической трагедией и достигает неожиданно невероятного. Его «Адская машина»— это блестящий этюд, своеобразная интерпретация истории про царя Эдипа, приправленная в финале софокловской «Антигоной». Но из-под его пера выходит не просто вольный пересказ, а абсолютно новое гармоничное и самодостаточное произведение. ⠀
⠀
Потом расскажу об «Ужасных детях», чтобы не перегружать этот пост.
⠀
Признавайтесь, читали Кокто? Обсудим?:)
⠀

0    0