Книга: The Noise of Time (Barnes Julian) ; Vintage books, 2017

Джулиан Барнс, как всегда, великолепен не только в проработке материала, но и в его прекрасной подаче. Литературный гений. Даже если вы не разбираетесь в классической музыке( как я), вы, все равно, получите истинное удовольствие от прочтения. Барнс также блистательно описал суть СССР. Рекомендую!

0    0

Гул затих. Я вышел на подмостки

Life is not a walk across a field’: it was also the last line of Pasternak’s poem about Hamlet. And the previous line: ‘I am alone; all round me drowns in falsehood.’ "Жизнь прожить - не поле перейти". Это последняя строка пастернаковского "Гамлета". И предыдущая "Я один, все тонет в фарисействе"

Трудно поверить, что впервые услышала о Джулиане Барнсе четыре года назад. Теперь кажется, что знала его всегда. И тем не менее, раньше начала две тысячи семнадцатого, когда Настя Завозова поделилась книжными итогами предыдущего года, этого просто не могло быть, потому что книга написана в две тысячи шестнадцатом. Прочла тогда ее обзор, и мысли не допустив о возможности читать книгу. Потому что где я, а где Шостакович?



Нет, решила, "Шум времени" не для меня, но имя писателя, которого лучший книжный обозреватель назвала любимым, запомнила. Взялась слушать аудиокнигу "Любовь и так далее", да так и не сумела. Опыта слушания аудио у меня тогда почти не было, а чтение Ирины Ерисановой, при всем уважении к Ирине Александровне, без ускорения и теперь воспринимать не могу. И нет, не оставила попыток читать Барнса, чему теперь только рада. Потому что "Историю мира в 10, 1/2 главах" одолела уже полностью.



А потом было "Глядя на солнце", и я влюбилась. Просто насмерть, раз - и рухнула в любовь и после уж много всего читала, некоторые вещи в оригинале. Когда дочь спросила, как мне Барнс и знаю ли "The Noise of Time", она по учебе читает - ответила: мой, но на книгу про Шостаковича до сих пор не решилась. А давай мне тоже, - говорю. И взяла на английском. Знаю, что перевод Елены Петровой очень хорош, но захотелось прочесть именно так, как написано.



И нет, любовь к "Шуму времени" не выскочила передо мной как убийца из-за угла, большая часть этой небольшой книги воспринималась спокойно. Вот биография необычайно музыкально одаренного вундеркинда, шедшего к своей музыке, невзирая на трудности революции, гражданской войны, разрухи с настойчивостью и упорством. Вот работа тапером в кинотеатре, первая любовь и первый оглушительный успех, а вот первая травля за "Леди Макбет Мценского уезда".



Странно, я была уверена, что "Катерина Измайлова" писалась под вокальные способности Галины Вишневской, а ей в тридцать втором, когда Шостаковича травили за "Леди Макбет", было шесть лет. И первый страх: за себя, за близких, которые легко могут сделаться родственниками врага народа. Случись такое, жену отправят в лагерь, детей в спецдетдома. Как это в нас глубоко сидит. А после уж ничего не оставалось, кроме как наступить на горло собственной песне и приводить свое творчество в соответствие с ленинской максимой "Искусство принадлежит народу".



Это как, умея летать, самому себе обрезать крылья. Которые отрастают время от времени и нужно снова резать, раз за разом. Жизнь как качели: новый виток травли, очередное "поздравляю, прогнувшись", высочайшая похвала и премия, опять рискнуть позволить себе быть собой, новый виток травли, и все по кругу. Каждый раз оставляя на прутьях окровавленной клетки куски своего дара, которых уже не вернуть. И остается переживать, что Славе Ростроповичу позволено купить "бьюик", а ему, Дмитрию Дмитриевичу только "Победу", разменивая дар божий на очередную порцию кинояичницы.



Барнс лучший, к финалу книги тебя размалывает жерновами государственной машины давления и подавления в мелкую труху. Но таки да, масштаб музыкального гения Шостаковича был немыслимым. Прочитав, обменивались с дочерью впечатлениями, она спросила, что мне больше всего понравилось в романе, и пока я формулировала мысль о прокрустовом ложе, в которое тоталитаризм и деспотия укладывают творца, сама ответила: "Мне как ему в Америке кричали"Шости, прыгай в окно!"

Возможно, смелость подобна красоте. Старея, красивая женщина видит то, что ушло; другие видят лишь то, что осталось. Его поздравляли с выдержкой, с отказом подчиниться, с твердым ядром под истерической поверхностью. Он видел только то, что потерял.

Perhaps courage was like beauty. A beautiful woman grows old: she sees only what has gone; others see only what remains. Some congratulated him on his endurance, his refusal to submit, the solid core beneath the hysterical surface. He saw only what was gone.

0    0