Книга: Щель обетованья (Вайман Наум Исаакович) ; Новое литературное обозрение, 2012

Гладкая матовая обложка. Страницы белые, шрифт средний,читабельный. Фото прилагаю:

0    0

Прочитал «Щель обетованья» Н. Ваймана. В качестве «информации для размышления». Автор – московский еврей с техническим образованием и гуманитарными наклонностями, в 1978 году уехал на «историческую родину». Там он выпустил три книги стихов, работал школьным учителем и даже «почти воевал». Вроде бы врос и укоренился. Насколько это возможно, учитывая суровость израильской почвы. И тут возникает интереснейший феномен. «Русские евреи» – отказываются растворяться в родном пространстве под жарким ветхозаветным солнцем. Они кучкуются, пишут стихи на языке носителей «махрового антисемитизма», выстраивают свои маленькие иерархии. Каждый из них считает себя крупным «русским поэтом» с прицелом на судьбоносную публикацию в «Новом мире». Вайман делает вид, что проблема решается просто – он израильтянин, пишущий на русском языке. Но не проходит, язык всё и задаёт. С поэзией у Ваймана получилось не слишком. Даже ближние знакомцы не спешили назвать его, конечно, взаимообразно, «крупным русским поэтом». Он решил искать свой жанр. И нашёл – «литературная летопись» в интимном изводе. День за днём дотошный хроникёр фиксирует все трепетные движения души и тела. О душе сначала. Израильско-русский литературный мир мал, но кипуч. Поэтические сходки, журналы, «творческие встречи». В этой ситуации в руках у Ваймана оказывается могучее оружие – его зоркий взгляд и неутомимое перо. К нему начинают апеллировать, взывать к честности и объективности. Цитатка. «Вот, ты, Наум, пишешь, что на мой творческий вечер пришли двадцать пять человек. Но я считал – было тридцать пять человек». Но хозяин – барин. Как Наум запишет, так и останется в веках. И быт фиксируется. Тщательно. «У Сашеньки новая пассия: «Ребята, ей только сорок шесть!». Забористо. Тем и интересен. В отношении себя Вайман «предельно откровенен». За что и получает от жены, прочитавшей предыдущие части «эпопеи». Но что делать, если автор проявляет, хотя и в редуцированном – письменной варианте, невиданную сексуальную мощь. «Три захода, три захода, а потом ещё и жену». Наум, завидуем. Умиление, тут почти искренне, вызывает способы съёма. Не догадаетесь. В книжном магазине. А потом метафизика, подаренные сборники своих стихов, с ревниво-неизбежным «нукактебе», рассуждения о «природе культуры». А потом и в отель. Неудобные раздвижные кровати, душ. И порыв. На те самые искомые три захода.
Итожу. Текст о гигантской силе русского языка и русской империи. Даже отталкиваясь от них, герои ничего сделать не могут. Отполированная столетиями кровь сдалась перед столь могучим орудием. В Израиле автору откровенно скучно, нет размаха, метафизических глубин и высей. И об этом он сам догадывается. И проговаривается. Извините за цитату, но и оцените: «Гулял утром с собакой по парку, наблюдал, как уточки ебутся». Нам тут не до уточек. Мне кажется, что Вайману приятно будет, что в России прочитали его книгу. Не по обязанности, за рубли или шекели, а по отзывчивости русской души, которая так чутка к сродству, пусть и разнесённому в пространстве. Пишите дальше, Наум, буду жить – прочитаю.

0    0